– Как это – ночевал?
– Ну как ночуют? – Мне Весняна отвечала совсем не тем тоном, что Дольче.
Мой друг отодвинул меня плечом на прежнее место и заговорщически спросил:
– Так вы слышали что-нибудь?..
– Ой, ну как не слышать? Балконы у нас отделены перегородкой в один кирпич. А мы двери балконные не закрываем. Тепло же. Ну и слышала я, как мужчина кончал.
Теперь мы с Дольче уставились на молодую мать с обалдевшим видом. Интересно, а она сама замужем?
Дольче закончил беседу немного сумбурно:
– Понятно. Все ясно. Ну, мы пойдем. Спасибо.
Оказавшись в машине, мы одновременно заговорили.
– Сука этот следователь, вот же сука! – рявкнул Дольче.
– Бедная Сонька! К чему он ее принудил! – сказала я.
Мы помолчали с секунду, а потом в мою голову пришла диаметрально противоположная мысль:
– Но может быть, Соня сама ему это предложила? Помнишь, она нас так выперла решительно, будто знала, что ей делать. И поверь мне, многие женщины, даже очень порядочные, так поступают в безвыходной ситуации.
– То есть… – Дольче моя мысль не показалась слишком абсурдной, – ей было стыдно за свой план, а другого выхода она не видела. Но что потом?
– Не понимаю. Если бы Соне удалось отбояриться от Дмитриева, она бы нам позвонила. Может, она бы и соврала, что и как у нее вышло, но все равно бы позвонила.
– Да, я согласен. И она бы не пропала.
Мы переглянулись. Дольче завел мотор «опеля».
– А вот все же, – пробурчал он вроде бы сам себе. – Посмотришь на такую, как эта Весняна, и начинаешь очень радоваться, что ты не натурал.
На всякий случай мы решили позвонить и Сониному папе. Он жил в поселке Залесском, который уже почти сросся с Гродином, но все же считался пригородом. Я набрала номер и прикинулась дурочкой:
– Здравствуйте! Ой, а куда я попала? А, Алексей Михайлович, здравствуйте! Представляете, хотела Соню набрать, а попала к вам. Это Наташа. Как ваше здоровье? Ну, держитесь, все будет хорошо. А Соня не у вас? Нет? Давно к вам приезжала? Три месяца назад? Вот дает! Я ей скажу! Ага, ну всего вам доброго! Здоровья! До свидания.
Дольче тягостно вздохнул, и мы отправились в путь.
До больницы нам надо было ехать около ста восьмидесяти километров по основной трассе, соединявшей Гродин с соседними крупными населенными пунктами. С этим расстоянием можно было бы управиться за пару часов – на такой тачке, как «опель» Дольче. Только план у нас был другой.
Мы решили представить себе, как будет вести себя в дороге Соня. Мы с ней столько соли вместе съели, столько дорог одолели, что просто должны были детально представить себе ее путь.
Я точно знала, что Соньку, как только она куда-то выезжала, начинал мучить мочевой пузырь. В кино, в кафе, в транспорте – через двадцать минут она начинала ерзать на месте и озираться в поисках туалета.
Как раз через двадцать минут после начала пути мы подъехали к маленькому придорожному базарчику с сортиром. Сортир был платный. Денежки за посещение объекта цивилизации принимала пожилая женщина, одетая в чистенькую холщовую курточку. Опрятный вид заведения соответствовал опрятному образу смотрительницы.
– Здравствуйте, – сказала я вежливо. Мне сейчас нельзя было ляпнуть что-нибудь не то. Дольче в женский сортир не пустили бы даже со справкой о его гомосексуальности. – К вам не заходила вчера утром вот эта женщина?
Я протянула старушке фото Сони. Это было очень хорошее фото – Соня на нем выглядела именно так, как в жизни: женщина с красивым, даже аристократичным лицом лет тридцати. То есть намного моложе своего биологического возраста.
Смотрительница туалета взяла фото беленькими пальчиками и задумалась:
– Вот и не знаю… Хотя… Красивая такая девушка. А вы из милиции?
– Я частный сыщик, – улыбнулась я.
– А… понятно. Видела я ее. Точно видела. Утром, около восьми тридцати.
Я поблагодарила старушку и вернулась в машину. Было ясно, что надо продолжать поиски.
Тем временем над дорогой поднялось солнце. Оно осветило леса, убранные хлебные поля, уютные деревеньки. Вокруг царил мир и покой, а мы искали свою подругу, боясь даже представить себе, что с ней могло произойти. Где-то пряталось под солнцем зло, где-то оно было.
Вторую остановку мы сделали в станице Круглой. Здесь тоже был базарчик с туалетами, но на этот раз мы наугад пошли к торговцам фруктами. Соню узнал яблочник. Он сказал, что эта красавица вчера утром купила у него килограмм антоновки.
– Это она для Лешика купила… – Мне стало грустно, что Соня не довезла яблоки сыну.
По пути к больнице мы остановились еще в шести точках, но больше нашу подругу никто не вспомнил.
Подъехав к будочке охранника у Храмогорской больницы, мы расписались в книге посещений, еще раз уточнили, приезжала ли Соня, получили отрицательный ответ и, оставив «опель» на стоянке, пошли к корпусу.
Не знаю, чего я ожидала от больницы, где большая часть пациентов лечилась от алкоголизма, а остальные – от наркомании, но ничего меня в этой больнице не потрясло и не поразило. Возможно, потому, что посетителей в этот час в приемном покое не было, а больных туда не пускали.
Нам вообще встретился только один человек, но очень ценный. Это была дежурная сестра, на наше счастье, очень памятливая. На всякий случай мы показали девушке фотографию Сони, и нам снова повезло: она узнала нашу подругу.
– Да, я помню эту женщину, – сказала медсестра, задумавшись. – Здесь у нее сын, да?
Дольче кивнул.
– Его зовут…
– Алексей, – влезла я.
– Точно. – Девушка серьезно посмотрела на меня, на фото, а потом на Дольче.