Темная полоса - Страница 30

– А что мне делать с Шельдешовым? Да и с Варькой не пойми что творится. Художница!

Подытожил наши тягостные размышления тоже Дольче: меньше всех в эту темную полосу влип он сам, хотя везением смерть подруги не назовешь. Тем не менее он должен помочь остальным. Я, при тех же исходных, тоже не имею права разнюниваться. И пусть я не обижаюсь, вещал Дольче, любовные неприятности – это не отрава в водке и не пятнадцать миллионов, которые вымогаются под угрозой смерти ребенка. Соберись, Наташа!

Утром меня разбудила дочь.

– Ой, а перегаром воняет! – высказалась она на пороге моей комнаты. Но зато принесла маме кофе. Сварила она его неумело, хоть и крепко.

Я отправила доченьку прочь из комнаты, включила телевизор, выпила кофе. К счастью, похмельный синдром – не мой диагноз, так что чашки кофе мне всегда хватало, чтобы принять вертикальное положение. Я встала, пошла в ванную, приняла душ, почистила зубы. Жизнь продолжалась, как бы мне это ни было противно.

Варька поджидала меня на кухне, сидя за столом. Как только я вошла, она вскочила и забегала по кухне. Сначала она посматривала в мою сторону, видимо ожидая, что я захочу что-нибудь спросить или что-нибудь рассказать. Я не хотела. Мне надо было поесть и ехать в Центр. На сегодня у меня были назначены встречи.

Заметив мою отстраненность, Варвара заговорила сама:

– Мам, я хочу посоветоваться с тобой.

– Хорошо.

– Вчера я случайно встретила Инну Ивановну. Она мне все рассказала – о том, что Евгений Станиславович не учит никого и в талантах не разбирается. А еще она повела меня к своим ученикам из художественного училища. Они такие классные! Там один парень, он просто супер! Он такие вещи рисует… то есть пишет… Он собирается поехать в Голливуд, чтобы стать специалистом по «три де анимации». И он такой необычный. Я ему рассказала, что Инна Ивановна хочет подготовить мои работы к выставке, а я не знаю, талантливая я или нет. Он мне сказал знаешь что? «Ты должна знать свой путь и идти по нему, а то, что говорят остальные, – чушь».

– И какой совет я могу тебе дать?

– Да! Я забыла! Инна Ивановна мне сказала, чтобы я с тобой посоветовалась, учиться мне дальше рисовать или не надо?

Разве я могу советовать своей дочери рисовать или не рисовать? Разве я понимаю? Я ничего не понимаю в живописи и совсем ничего – в художниках.

– А ты сама чего хочешь? – Вчера Дольче испытал на мне этот прием, и я убедилась в его эффективности.

– А… ну… Мам, но вот если мои работы окажутся слабыми, плохими? И этот парень из художественного училища увидит их и скажет мне: «Ну ты дура!» Да я же повешусь!

– Тогда не рискуй.

– А если… Мои рисунки будут лучше всех, и тот парень скажет мне: «Ты такая классная, я хочу с тобой встречаться»? Это же будет просто кайф. Это то самое, чего я больше всего хочу в своей жизни.

– Тогда рискуй.

Варька остановилась.

– Мама, но мне нужен твой совет. Инна Ивановна сказала, что будет так, как ты решишь.

Инна Ивановна поступила просто подло, хотя она и не хотела. А может, хотела? Пришла ко мне, покаялась, напомнила заодно о моих грехах, заставила снова чувствовать себя гадиной. И теперь вроде я уже не могу ей отказать в помощи. Неужели она так верит в Варьку? Еще и этот парень…

Я отставила чашку с чаем и бутерброд в сторону. Моя интуиция вопит: Варьке не надо никакого художественного кружка, а особенно выставки в галереи имени Шельдешова. А умом я понимаю: если я запрещу дочери приближаться к этой чертовой Инне Ивановне, с ее разводами и манипуляциями, будет мне большой скандал, а то еще и полный бунт, бессмысленный и беспощадный.

– Варя, могу я взять тайм-аут? Мне надо подумать.

– Сколько?

– Сутки.

Варя была немного разочарована, но не обижена и не зла на меня.

– Ладно. Но можно я пойду сегодня в художественное училище?

– А можешь не ходить?

– Нет.

– Тогда иди.

Глава 14

Мой рабочий день был в самом разгаре, когда в Центр прибыл Дольче. Он выглядел озабоченным и даже расстроенным. Заглянув ко мне, друг увидел, что я занята, и вышел. Освободилась я только через полчаса. Дольче мне удалось обнаружить на балконе фитнес-зала, где он курил сигарету, любуясь на пейзаж за балконом.

– Что-то случилось?

Он обернулся:

– Мне думается, Сонька пропала.

– Если ты не дозвонился, то это не значит…

– Я поехал к ней, когда убедился, что телефон не отвечает. В дверь стучал полчаса. Спустился вниз, а там бабульки у подъезда сказали, что последний раз видели ее вчера утром. Она села в свою машину и уехала. Сказали, что она была одета в серые штаны и темную куртку, будто на природу ехала.

– На фиг ей природа… Ты ее отцу звонил?

– У меня нет его номера. То есть он был когда-то, но не найду. И я боюсь его беспокоить.

– У меня есть, где-то записан. Я сама его наберу, но сначала надо позвонить в ту больницу, куда мы Лешку увезли.

– А когда мы вообще в последний раз Соньку видели?

Мне пришлось немного подумать:

– В пятницу я отсыпалась дома. Значит, в четверг.

В больнице, куда я позвонила через две минуты, трубку взяла женщина из приемного покоя. Она не могла знать, приезжала ли в последние несколько дней к Алексею Пламеннову мама, но по обещала узнать, если я перезвоню ей через пять минут. Через пять минут я перезвонила.

– Нет, к Алексею мама не приезжала. Это совершенно точно. Наше учреждение работает в закрытом режиме, а на посту дежурит охранник, который записывает данные всех посетителей. Софьи Пламенновой в списке за вчерашний день нет.

– А можно у него спросить, когда Софья приезжала в больницу в последний раз?