Мы прошли к барной стойке, отделяющей кухонный угол от остальной части квартиры, и я влезла на барный стульчик. Дольче достал стаканы, бутылку виски, лоток со льдом. По дороге он нажал кнопку на приемнике, и у нашего разговора появился музыкальный фон.
– Есть хочешь?
Я отрицательно помотала головой. Тяжесть, которая обременила мою душу, придавила и желудок. Меня даже тошнило от душевной боли.
Для себя Дольче взял из холодильника сыр, колбасу, оливки и черный хлеб, соорудил бутерброд и с аппетитом принялся за него, щедро запивая огненной водой. Я тоже опрокинула в рот горячительного. Это было прекрасно. Заморский напиток виски словно создан, чтобы отрезвлять человека от дурных мыслей.
Теперь я заметила, что в квартире моего друга кого-то не хватает.
– А где Яков?
– Он пьет чай у тети Лиды.
– С чего это?
– Не знаю, если честно. По мне, тетя Лида не такой уж интересный человек, чтобы пить с ней чай. Но что я сделаю?
– Не ревнуй, – сказала я. – У тебя гораздо более красивая задница…
– Приходишь в себя, – заметил Дольче, доедая свой бутерброд. – Так вот, этот парень меня неплохо просветил.
– Это у вас так называется?
Ответом мне был недовольный взгляд.
– Он не только охранник у Аветисяна, то есть у того мужика, который нашу Надюшу имеет. Володя еще и водитель. Надежда сама плохо водит, а недавно у нее и права отобрали. Так теперь она без Володьки никуда.
– И чё?
Я цедила уже третью порцию виски. Порции-то были небольшие, граммов по пятьдесят, только в моем состоянии мне хватило и этого.
– Так вот, месяц назад Надежда ездила в одну деревню, от Гродина километров сто. Володе Наденька не объяснила, зачем она туда таскалась. Но знаешь, как село называется?
– Как?
– Березовка.
– Где-то я это название недавно слышала. Это не там у Борянкиного любовника жена живет?
– Ага.
– Охренеть.
– Это не все. Сейчас ты получишь десерт.
– Я не хочу есть.
– Тупица! Я о том, что узнал! Несколько месяцев назад в «Амадей» приходила Борянка. И тогда же случился примерно такой же скандал, как и с нами. Володя не видел лично, как все случилось, но знает, что Боряна влепила Наде такую затрещину, что у той две недели держался самый вульгарный фингал, который можно себе представить!
– Ого. А она нам ничего не рассказала. Мне думается, это за те диски с комплексами упражнений, что Надька прикарманила, уходя из Центра.
Дольче торжествовал. Вот теперь он был полностью уверен, что его подозрения оправдались. Боряну отравила Надька. Возможно, при содействии жены Борянкиного парня.
Немного привыкнув к хмельному состоянию, я тоже высказала свои соображения. Лично мне, человеку спокойному и добропорядочному, а по мнению одного художника – еще и трусливому, кажется, что убийство – это самая крайняя мера в отношениях между людьми. Решиться на такое только из мести, да еще и из мести за банальный фингал, – это слишком.
С другой стороны, а как так получилось, что Надежда ездила в Березовку к жене Андрея? Да и зачем?
– А если они сестры? – не унимался Дольче. – Только вообрази: Надежда пакостит нам и лично Боряне, причем все это в качестве благодарности за то, что мы ее облагодетельствовали. Особенно Боряна. Ты знаешь, что человек больше всего ненавидит тех, кому он причиняет больше всего неприятностей?
Утонченность этого замечания показалась мне восхитительной.
– Но ты-то откуда это знаешь?
– Меня очень много били по жизни, – напомнил мне мой друг. – Итак, – продолжил он. – Надежда ненавидит нас, а больше всех Боряну, именно за то, что сама с нами поступила подло. Ей надо как-то оправдать свое свинство. А лучше всего его оправдывает то, что мы вынудили ее поступить с нами плохо, потому что сами очень плохие люди. И она знает, что ее сестра также ненавидит Боряну. По другим причинам, само собой. Они все время говорят об этом, они друг другу забыть не дают о своей ненависти. И вот – решаются ее убить.
– А вдруг это совпадение и поездка Надьки в Березовку не имеет отношения ни к Борянке, ни к супруге Андрея?
Дольче ответил спокойно и уверенно:
– В случайности верят только идиоты.
Домой я попала только около трех часов ночи.
После диспута о ненависти и мести мы вспомнили про Соньку. Дольче признался, что перегнул, я добавила, что Соня перегнула тоже. Да и мою вину с меня никто не снимал: могла бы в свое время и промолчать. Надо обязательно помириться с Соней, иначе ей от Дмитриева не отделаться.
– Жизнь как зебра. То черная полоса, то белая, – философствовал Дольче, разливая остатки виски по нашим стаканам.
Яков к этому времени уже вернулся с чаепития, уселся рядом с Дольче и стал слушать нас, ласково улыбаясь.
– Яков, ты в какой-то штукатурке испачкался, – заметила я. – Что ты делал?
– Где? – Яков повертел головой, озирая свои плечи. – У тети Лиды за шкаф завалилось пенсионное удостоверение. Я помогал его искать…
Яков, как настоящий немец, ушел отряхиваться в ванную, а вернулся в новой чистенькой маечке. Тьфу, педант!
Через десять минут он ушел спать.
– Как нас все-таки накрывает всегда одновременно! – продолжал свои рассуждения мой друг. – В юности мы все помытарились, а потом, уже взрослыми, – снова. И снова в один и тот же период! И у каждого – свое. И моя психопатка, которая пыталась меня кислотой залить, и Борянкины ученички-убийцы, и у Сони с мужем такое… Да и тебе досталось. До сих пор разгребаешь. Но самое жуткое сейчас творится! Борянки не хватает…
– А выкрутится ли Соня?
– А сможем ли мы открыть Центр?